Предлагаю вашему вниманию фрагмент из книги известной американской веган-феминистки Кэрол Дж. Адамс (Carol J. Adams) «The Sexual Politics of Meat: A Feminist-Vegetarian Critical Theory» (впервые была издана в 1990 году), переведённый на русский язык журналом «Vegetarian» и опубликованный в июньском номере за 2012 год. Опечатки я исправила, орфографию и пунктуацию оставила без изменений.
Перепечатывание данного текста либо распространение ссылок на него в феминистских и вегетарианских сообществах, а также активное обсуждение очень приветствуются! В случае перепоста, пожалуйста, обязательно указывайте ссылку на сайт журнала «Vegetarian» (http://vegjournal.ru/) и по желанию — на мой блог-первоисточник.
Что общего между убийством животного и жестокостью в отношении женщины? Почему патриархальные устои и традиции до сих пор определяют жизнь нашего общества? И какое отношение имеет всё это к мясоедению и культу мужской силы? У вегетарианства и феминистского движения схожие цели, схожие методы и удивительно схожая философия. Единственная проблема заключается в том, что об этом пока мало кто знает. Написанная Кэрол Адамс ещё в 1990 году книга «The Sexual Politics of Meat» так и не получила широкой известности в России.
Старый бушменский миф гласит: «В древние времена мужчины и женщины жили отдельно друг от друга. Мужчины охотились на животных. Женщины занимались собирательством. Однажды пятеро мужчин ушли охотиться и оставили догорающий костёр, который без их присмотра скоро потух. Женщины никогда не допускали ничего подобного. Когда мужчины вернулись с охоты и увидели, что огонь погас, они решили отправить кого-нибудь на другой берег реки, в женское племя, чтобы приготовить мясо убитого животного. Пока мясо готовилось, женщина предложила пришедшему мужчине сделать из семян кашу. Каша понравилась гостю, и он решил остаться в женском племени. Мужчины на другом берегу ждали его напрасно. Через некоторое время они решили послать ещё одного из своих на другой берег. Но не вернулся и он. То же произошло и с третьим охотником. Двое оставшихся мужчин испугались — они подозревали, что что-то ужасное могло случиться с их товарищами. На другой берег отправился четвёртый из них. Когда не вернулся и он, последний охотник испугался ещё сильнее. Он схватил свой лук и стрелы и покинул место стоянки».
Я вышла из Британской библиотеки и отправилась продолжать своё исследование в небольшой ресторанчик рядом. Я писала о женщинах 1890‑х, участницах рабочего движения, феминистках, чьи газетные статьи призывали людей отказаться от мяса. Стоя в очереди, я увидела на стене ресторана портрет Генри VIII, поедавшего стейк с фасолью. На другой стороне от обедающего Генри висели портреты шести его жён и многочисленных любовниц. Катарина Арагонская держала в руке яблоко. Герцогиня Мар была изображена с турнепсом, Анна Болейн с красным, а Джейн Сеймур — с синим виноградом. Наконец, Катарина Парр соседствовала с капустой. Никто из женщин не ел стейк или вообще что-либо мясное, ни одного вида мяса не было на столе перед ними.
Люди, в разные времена обладавшие властью, всегда ели мясо. Европейская аристократия поглощала огромные порции животных продуктов самого разного вида, в то время как простые крестьяне довольствовались дешёвым картофелем. Образ питания провозглашает классовые различия, но в той же степени обозначает он и существующие в обществе патриархальные элементы. Женщины Средних веков и Нового Времени — всё ещё граждане второго сорта. Поэтому скорее всего им следует есть и пищу второго сорта. С точки зрения патриархальных устоев — это овощи, фрукты, злаки. Сексизм, заложенный в процесс питания, тесно связывается здесь с мифологией класса — поедание мяса становится не просто прерогативой высшего общества, но и сугубо мужским занятием. Мясо, до сих пор слышим мы, это мужская пища, мужчины должны есть мясо.
Общества, основанные на традиционно высоком потреблении мяса, делают его средством идентификации. Кулинарные книги и различная литература часто связывают поедание мяса с силой, здоровьем и долголетием. Степень привязанности общества к мясным продуктам диктуется порядками, признающими мясо залогом индивидуальной силы человека и жизнеспособности всего общества. Для мужчин мясо является величиной постоянной, в то время как для женщин оно не играет столь значительной роли. В итоге, если мы обратимся к проблеме мирового голода, то окажется, что женщины голодают в гораздо большей степени, нежели мужчины. В своём замечательном исследовании «Кто голодает на самом деле?» Лиза Легхорн и Мэри Рудковски рассказывают об африканских женщинах, гибнущих от голода в то время, как мужчины получают дополнительную часть их еды. Вот что пишут Легхорн и Рудковски: «Эфиопские женщины и девочки, к какому бы слою или классу племени они не относились, обязаны готовить два обеда — один для мужчин (в нём чаще всего содержится мясо), а другой для себя самих (уже без мяса)».
Несмотря на это, мужчинам нужно значительно меньше белка, чем растущим девочкам или кормящим матерям. Интересно, но сейчас даже роды и будущий пол ребёнка многие пытаются поставить в зависимость от мяса — будущим родителям советуют есть как можно больше мяса за шесть и более недель до предполагаемого зачатия, если они хотят мальчика, и как можно больше орехов, молока и сыра, если они хотят девочку.
В процесс питания и распределение половых ролей нас на самом раннем этапе жизни окунают сказки. Короли в них едят пироги с птичьим мясом, а королевы только хлеб и мёд. Народные рассказы, былины и мифы непременно описывают мясоедов, каннибалов и великанов как мужчин. Женщинам же достаётся роль изгнанных в дикие леса ведьм. Схожие примеры можно встретить и в Библии.
В традиционных культурах на женщин в целом накладывается гораздо больше диетических ограничений, чем на мужчин. Во многих странах женщинам нельзя есть куриное, утиное мясо или свинину. На Соломоновых островах, например, женщинам дозволено выращивать свиней, но не дозволено употреблять их в пищу. Единственная возможность для женщины получить разрешение съесть немного свинины — получить её из рук мужа. В Индонезии принято считать «пищу из плоти» собственностью мужчины. Во время религиозных праздников и фестивалей мясо распределяется по количеству мужчин в доме. Такая система укрепляет и поддерживает авторитет мужчины в обществе. В Азии в некоторых культурах женщины не могут питаться морепродуктами, рыбой или куриными яйцами. В Экваториальной Африке наиболее часто встречается запрет женщинам есть курицу. В Эфиопской Куфе, например, женщину, которая отважилась съесть немного куриного мяса, могут продать в рабство.
Напротив, овощи ассоциируются в таких культурах с типичной женской пищей. Соответственно, такая пища теряет всякую привлекательность для мужчин — в некоторых культурах поедание мужчинами куриных яиц считается «женственным», «растворяющим мужскую силу». Если мужчины едят каши или овощи, они в таком случае должны приправлять их мясными соусами, чтобы «замаскировать вкус женской пищи».
В развитых обществах эту тенденцию легко заметить в кулинарных книгах. Разделы, в которых рассказывается о барбекю или стейках, обращены в первую очередь к мужчинам. В традиционных ужинах на День Матери рекомендуют пить чай со сладостями, в то время как в рецептах к Дню Отца вы легко встретите мясо. В одной из книг, в главе «Женское гостеприимство» я однажды обнаружила рекомендацию женщинам подавать «овощи, салаты и супы».
На самом деле, кулинарные книги конца двадцатого века лишь отражают давнюю историческую тенденцию, сложившуюся задолго до индустриализации. Ещё 200 лет тому назад обычная семья не могла позволить себе большого количества мяса. Поэтому мясные блюда чаще всего предназначались только для мужчин — социологи считают, что мифология, родившая представление о том, что «мясо даёт силу» послужила основой перераспределения «львиной доли» мясных продуктов исключительно в пользу мужчин.
Что же ели женщины девятнадцатого столетия? По воскресеньям им дозволялся «хороший, но скромный обед», а в будни их рацион состоял в основном из чая, пуддингов и овощей. Первое в Британии исследование пищевых предпочтений, проведённое ещё в 1863 году доктором Эдвардом Смитом, показало — самое большое различие между женским и мужским питанием заключается в объёмах потребления мяса. Более поздние исследования говорили о том, что дети и женщины в сельской английской местности «ели картофель и лишь смотрели на мясо».
Большинство женщин в письменных свидетельствах, дошедших до нас, говорят о том, что специально «приберегают мясо для мужчин»: «Я храню мясо для него — оно должно достаться ему», пишет одна из женщин. В меню рабочих Южного Лондона было сказано «сохранять остатки мяса, рыбы, пирогов для мужчин». В целом, женщины ели мясо не чаще раза в неделю. Мужчины должны были есть мясо «регулярно и каждый день».
Одновременно с этим, чем выше было положение семьи в обществе, тем меньше были различия между питанием мужчин и женщин.
Любовь Западной Европы и Америки к мясу также связана с символизмом мужской силы и проблемой расизма. Под расизмом я имею ввиду не теории, говорящие о превосходстве одной расы над другой, или о превосходстве одних животных (человека) над всеми остальными. Под расизмом я имею в виду традиционное желание обеспечить доминирование белой расы и культуры белого человека. В том числе и привычку есть мясо животных. Два главных убеждения проходят красной нитью через всю историю западной цивилизации — вера в то, что ресурсы мяса на земле ограничены и убеждённость, что если мясо доступно и его в избытке, то все должны употреблять его в пищу. Это две главных вариации сексистской политики мяса. Иерархия распределения животных белков и мясной пищи укрепляет иерархию класса, пола и расы.
В XIX веке всячески стремились подчеркнуть социальную важность мяса. «Люди умственного труда» должны есть мясо самого высокого качества, а рабочие и низшие классы могут довольствоваться простой растительной пищей — так писал доктор Джордж Бирд, специализировавшийся на изучении болезней среднего класса. Доктор Бирд рекомендовал образованному белому человеку среднего класса во избежание нервных расстройств и болезней есть как можно больше мяса. Для Бирда фрукты, овощи и злаки находились на более низкой ступени эволюции — они годились лишь для других рас, для женщин, для рабов, то есть для всех тех, кто сам по представлениям того времени находился на более низкой ступени эволюции. Расизм здесь соединяется с сексизмом, утверждая — мясо это пища для белый мужчин.
Вдохновлённый теорией Дарвина, Бирд писал, что мясо и животные белки должны сделать с овощами и растительной пищей то же, что люди сделали по отношению к другим видам: «По мере роста и развития человеческой цивилизации, люди должны уменьшать количество злаков и фруктов в своём рационе, так как они стоят гораздо ниже по эволюционной лестнице, и увеличивать количество животной пищи, которая, как очевидно, более сопоставима с уровнем человека, а значит более подходит ему».
Такая теория разделяла мир на две половины — тех, кто ел мясо, можно было считать более развитыми, тех, кто ел растительную пищу, отсталыми дикарями. Теория такого разделения могла объяснить что угодно: «Китайские и индийские любители риса, равно как и употребляющие в основном картофель ирландцы, находятся в полном подчинении мясоедов англичан. В наиболее характерных случаях, наше превосходство подтверждалось и на поле боя. Наполеон проиграл битву при Ватерлоо, впервые столкнувшись с нацией, в основе питания которое лежит говядина».
В двадцатом веке всё продолжалось примерно в том же духе. Вот что писали о мясе в 1940‑м году: «Все мы знаем, что расы, которые едят преимущественно мясо, являются лидерами человеческого прогресса на протяжении столетий». И этот «прогресс» подвергся серьёзному культурному испытанию по сути лишь однажды — в эпоху колонизации Америки.
Как ни странно, слово «каннибализм» появилось лишь в эпоху открытия Нового Света. Это слово произошло от неверного испанского произношения названия Карибских островов — колонисты увязывали феномен каннибализма с аборигенами, населявшими эти острова. По мере проникновения вглубь континента, европейцы привозили домой всё новые и новые свидетельства «актов отчаянного поедания человеческой плоти». Таким образом, они оправдывали и обосновывали порабощение целых народов, находящихся за тысячи километров от Европы. Многие учёные сегодня склонны полагать, что обвинение коренных народов в каннибализме было одним из способов расширения европейской экспансии в Новом Свете. На самом деле документальных свидетельств каннибализма среди индейцев крайне мало — большинство из сохранившихся документов представляют собой лишь «отчёты очевидцев» или «свидетельские показания» людей, сбежавших из индейского плена.
Уже наше время, в ХХ веке, мясо продолжает оставаться едва ли не сакральным объектом для мужчин. В военное время правительства накладывают специальные ограничения на его потребление с тем, чтобы обеспечить достаточное содержание мяса в рационе мужчин — солдат. Большая часть гражданского населения в годы Второй мировой испытывала проблемы с продовольствием. В то же время, солдаты в армии и на флоте получали в два, а то и в два с половиной раза больше мяса, чем среднестатистический житель воюющей страны. В годы войны женщине отводилась привычная роль кухарки. Мясо и здесь становилось объектом утверждения мужского превосходства.
Мужское превосходство (в военное или в мирное время), в свою очередь, всегда напрямую ассоциировалось с силой. Традиционный культ мяса привязывался к культу силы при помощи нехитрой мифологии — если мужчина будет есть мясо, ему передастся сила убитого животного. Между тем ещё в 1906 году был проведён эксперимент, в ходе которого предложили измерять силу человека не по «максимальной способности поднимать тяжести», а по выносливости. В итоге вегетарианцы превзошли мясоедов в два, а то и три раза.
Но культ мяса жив до сих пор. Мясо и сегодня является способом утверждения и обозначения мужской силы. Так как мужчины традиционно доминировали в обществе и в истории, столь же высокую ступень в человеческой культуре заняло и мясо. Вся остальная пища должна находится в подчинении и «знать своё место». Конечно, ведь как же можно во главе угла поставить овощи и прочую «женскую пищу», когда сама женщина никогда не может встать во главе общества?
Сложившееся положение вещей отражено в языке. Мужчин, которые отказываются от мяса, принято называть «бабами», как бы подчёркивая их неспособность соответствовать своему полу, подчёркивая утрату ими самой «мужской сути». Как пишет диетолог Жан Майер, «мужчины, которые проводят в офисах целые сутки стремятся всячески утвердить своё мужское начало — они едят стейки с кровью — этот последний символ мачизма». Марти Фельдман в одной из поздних своих работ заметил схожую тенденцию в спорте: «Футболисты, игроки в регби, болельщики — все они пьют пиво, потому что это мужской напиток. Все они едят стейки, потому что это мужская еда. Они заказывают всё в огромных количествах, берут блюда гигантских размеров, потому что они «герои» — вся терминология современной индустрии питания построена на мужских стереотипах». И действительно, мужчины, которые едят стейки и жареный картофель — сильны, выносливы, всегда готовы действовать и побеждать. Таков миф.
Почему же именно мясо стало символом мужского превосходства? Что делает мясо особенным? Произошло это по той причине, что во многом половое неравенство схоже с неравенством видовым. Человек утвердил своё господство над всеми остальными видами живых существ и оставил за собой право убивать их и употреблять в пищу их мясо. Так как добытчиками мяса изначально были мужчины, это породило соответствующий культ мужчин в обществе. Мясо в далёкие времена было сродни природному ресурсу — тот, кто контролировал ресурс, обладал властью. Древние охотники контролировали питание племени и постепенно обретали всё больше и больше власти. Власть охотников была почти естественной, была неоспоримой. С тех пор как общество начало центрироваться вокруг процесса распределения ресурсов (и мяса в том числе), равенство мужчин и женщин оказалось более невозможным.
Пэгги Сандэй изучила зависимость положения женщины в обществе от образа питания на примере диких племён и пришла к выводу, что в обществах, основанных на потреблении животной пищи, женщина никогда не является источником власти. Чем больше животные, на которых охотится племя, тем больше времени мужчины проводят вдали от дома, а значит тем больше «домашних забот» ложится на плечи женщин. В таком обществе всегда присутствует разделение труда на домашний и добывающий, детей также всегда воспитывает исключительно женщины, а в религиозных культах преобладают мужские боги.
Напротив, общества, в которых преобладает растительный образ питания, строятся по принципу равенства. В таких обществах и мужчины, и женщины одинаково зависят от процесса собирательства и, следовательно, обладают равной степенью социальной автономности. Ни мужчины, ни женщины не узурпируют власть, а лишь распределяют между собой жизненно важные функции.
Сами слова «мужчины» и «мясо» («men» и «meat» в английском) довольно близки по лексикографическому значению и эволюции. Изначально являясь более общими понятиями, они пошли по пути сжатия смыслового поля — сегодня слово «meat» уже больше не используется для обозначения любого мяса, а слово «men» никак не привязывается к слову «women», хотя последнее и является его однокоренным образованием. Есть много и второстепенных значений, которые показывают природу различий между мясом и растительной пищей, между мужчинами и женщинами. В английском словаре слово «мясо» также имеет значение «сути чего-либо». Слово же «овощи», наоборот, обычно используется в негативном обозначении человека слабого и безвольного. Если мясу в языке постепенно приписывались всё более и более положительные черты, то вот овощи, изначально обозначавшие свежесть, молодость и энергию, сегодня ассоциируются с разложением, деградацией и пассивностью. Наиболее ясно относительно этого высказался Гегель: «Различие между мужчиной и женщиной сродни различию между животными и растениями. Мужчина относится к животным, в то время как женщина относится к растениям». С этой точки зрения женщины и растения есть нечто недоразвитое, нечто, что стоит ниже мужчин и их животной пищи.
Полную версию книги на английском языке можно скачать здесь!
0 комментариев:
Отправить комментарий